Дом, в котором

[shoutbee]

У меня уже почти везде деанон, а я только проснулась! Пора тащить себе все в дневничок, и начинаю с текстиков. Я писать люблю, и меня вроде как вообще профессия обязывает, но именно фики мне даются очень редко и под настроение. Вот команда Дома такая, что настроение создаст с вероятностью в 100%. И в этот раз я, наконец, по своему ОТП пописулькала.
Не хотела вообще идти на лето, но с Домом точно пойду. И надо бы уже книжули перечитать, а то канон с фаноном начинаю путать.
Спасибо Коре, которая меня побетила!

Название: Сомния
Автор:  shoutbee
Бета:  Cora Hale
Размер: драббл, 900 слов
Пейринг/Персонажи: Слепой/Сфинкс
Категория: слэш
Жанр: ангст
Рейтинг: R
Задание: «Сами боги»
Предупреждения: таймлайн после событий книг
Примечание: все персонажи, вовлеченные в сцены сексуального характера, являются совершеннолетними.

Сфинкс чувствовал себя не то следопытом, не то гончей, загоняющей раненую добычу. С одной стороны, отпечатки действительно были кровавыми, с другой — на добычу Слепой ну никак не походил. Зажатый в зубах фонарик мазками желтоватого света чиркал по стенам и выхватывал блестящие следы на полу. В темноте они, казалось, фосфоресцировали зеленоватым и были видны гораздо лучше, но Сфинкс фонарик почему-то не выбрасывал, продолжая упорно светить себе под ноги.

Коридор казался бесконечным — и слишком длинным, — Сфинкс все шел и шел, замечая краем глаза почему-то незнакомые рисунки на стенах, полу и даже потолке. Под ногами шуршала пыль с кусочками отвалившейся со стен краски, и он невольно поморщился, представив, каково идти по этой каше босиком. Дом жил своей ночной жизнью: потрескивал и поскрипывал, поддевал сквозняками низ футболки, щекоча влажной прохладой живот. Сфинкс шел и совсем не думал о том, что коридор давно должен был кончиться.

Дверь слева от него появилась, когда он почти прошел мимо. Вот фонарик выхватил исчерченную красно-зелеными лианами стену, скользнул дальше, вернулся чуть выше — и сверкнул на лакированном дереве. Сфинкс остановился, прищурился, вглядываясь в бесконечную черноту коридора, посмотрел под ноги — следы исчезали ровно там, где стоял он, — и с размаху ударил ногой по двери.

В лицо дунуло влажным теплом. На футболке сомкнулись цепкие пальцы, и его дернуло в темноту. Фонарик упал в пыль, мягко и едва слышно приземлившись. Он все равно был бесполезен — черная рамка дверного проема не пускала свет дальше, и он рассеивался по ее краю, четко высвечивая только границу.

Удар о стену выбил из легких воздух и заставил зажмуриться, сухие губы мазнули по щеке и прижались к губам. Сфинкс втянул носом воздух, пахнущий сладковатой подгнившей травой и острым звериным ароматом. На глаза легли прохладные ладони.

— Ты же помнишь правила, — сказал Слепой, не давая ему открыть глаз, — не смотреть.

Сфинкс повернул голову в сторону, уставившись в стену, и к шее тут же прижался горячий рот, кожа полыхнула сладкой болью, когда на ней сомкнулись острые зубы, прикусывая ровно настолько, чтобы боль не стала невыносимой. На периферии зрения мелькнул черный всполох волос.

В рассеянном потусторонне-зеленоватом свете на стене расцветали деревья — крупные бутоны раскрывались, выпускали легкие брызги пыльцы, срывались с качающихся под их тяжестью веток и зацветали снова. Согревающиеся руки трогали его за бока, гладили бедра и забирались под резинку штанов. Слепой шумно дышал и целовал его за ухом, в подбородок и шею, зарываясь носом под челюсть. До одури хотелось повернуться и посмотреть в серые глаза без зрачков. «Мое, мое, мое», — складывались в издевательские слова нарисованные ветки. Сфинкс бессильно сжал зубы.

Теплая ладонь скользнула в штаны: пальцы мазнули по головке и обхватили ствол. Сфинкс вжался виском в ставшую мягкой стену, защекотавшую мокрую кожу прохладными травинками, и длинно выдохнул. Накатило невыносимое желание потрогать в ответ, сжать худое тело, дернуть за волосы.

— Можно, можно, сейчас можно, — зашептал Слепой, и Сфинкс дернулся, глядя, как в пустом рукаве футболки закручивается в спирали бархатная пыльца, как вытягиваются полупрозрачные пальцы с темно-зелеными лунками ногтей, как оттягивает плечи непривычная тяжесть. Мягкий ковер за спиной оплетал лодыжки, дыхание срывалось — от жары и двигающейся на члене ладони.

Лес насмешливо и довольно урчал, отзываясь на каждый вздох Слепого.

— Прости, — сказал Сфинкс и повернул голову, встретившись взглядом со Слепым. Неправильные золотистые глаза с вытянутым зрачком глянули на него обиженно и беспомощно, знакомое лицо скривилось.

Сфинкс резко сел в постели, едва не завалившись на бок от резкого движения. По спине стекал пот, а из-за штор на пол падали яркие полоски утреннего солнца. На левой стороне кровати, свернувшись калачиком, спала Русалка — его личный Морфей. Длинные волосы укрывали ее, словно одеялом, и волной стекали на пол. Тут и там в них торчали крошечные веточки и зеленели листики. Сфинкс подавил желание вырвать их зубами и по одному выкинуть в окно — лишь бы не видеть издевательски яркую зелень.

Умную, хитрую, жадную зелень, ловко обведшую их всех вокруг пальца. Особенно Сфинкса. Лес пророс в Слепом, сделал одновременно своим богом — и пленником, крепко спеленав гигантскими зелеными листьями и прочно связав тонкими черными ветками по рукам и ногам. Слепой был всемогущим в Лесу и бессильным уйти из него. Лес подарил Сфинксу Русалку — маленькую, тихую и нежную. Она вытравливала по капле настоящего Сфинкса, заменяя его кем-то более покорным, более спокойным, более слабым для того, чтобы в полную силу сражаться за то, что потом придется складывать по крошечным осколками, половина из которых навсегда затерялась где-то в темных коридорах с разрисованными стенами.

Русалка сладко причмокнула губами и скрутилась в клубочек еще сильнее. В темном углу мелькнуло золото, и Сфинкс откинул влажное одеяло, оставляя ее одну.

В кухне недовольно сопели — Сфинкс услышал еще на подходе. Утро было на удивление солнечным, и растрепанные черные волосы переливались синевой. Сфинкс встретил взгляд прозрачных глаз и улыбнулся.

— Доброе утро.

— Вовсе не доброе.

— Почему?

Худые ноги, не достающие до пола, нервно дернулись — пятки ударили по ножкам стула.

— Она снова пришла, и тебе снова приснился кошмар. Вылезла, как из леса, — Сфинкс вздрогнул, — воняет травой, и ты воняешь, как она.

— Извини, — серьезно сказал Сфинкс. — Ты же знаешь, я и сам не рад.

— Ты рад. Сначала всегда рад, — недовольно пробурчали в кружку.

— Нет, — настойчиво повторил Сфинкс. — Не рад.

Он опустился на корточки перед стулом, поднял лицо, глядя на недовольно поджатые губы, и принялся ждать. Тонкие пальчики ощутимо ущипнули его за щеки в наказание, осторожно прошлись по лбу, носу и губам, словно проверяя, все ли в порядке.

— Ты же не уйдешь с ней? — прошептал Слепой.

Черный локон челки упал на глаз, и он его сдул. Сфинкс подумал, что его снова не мешало бы подстричь.

— Нет. Я никогда с ней не уйду. У меня есть ты.


А это очень-очень АУ и с ООС, потому что я могу. хд

Название: Я ни черта не понимаю в любви, но неплохо отправляю в последний путь ожившие трупы
Автор:  shoutbee
Бета:  Cora Hale
Размер: мини, 2518
Пейринг/Персонажи: Слепой/Сфинкс
Категория: слэш
Жанр: ангст, АУ
Рейтинг: R
Предупреждения: очень-АУ, ООС
Краткое содержание: Сфинкс родился, когда война между ожившими трупами и остатками живых подходила к своему логическому завершению.


Слепой был… ну, действительно слепым. То есть оказалось, что это не просто кличка (хотя и это тоже), парень реально ни черта не видел. Бледно-серые радужки без зрачков едва выделялись на фоне белков, и только по красноватым прожилкам лопнувших сосудов Сфинкс определил эту границу в полутьме. Слепой был тощий, невысокий и сам походил на свежего мертвеца, или, подумалось вдруг невпопад Сфинксу — на потрепанного жизнью бродячего пса. Сфинкс бы, наверное, придумал еще немало сравнений для его внешнего вида — он вообще любил подумать — но тут Слепой вдруг совершенно по-собачьи повел головой, шумно втянул носом воздух и уставился своими белесыми глазами прямо на него. Прохладно-влажная липкая волна, прокатившаяся по шее от мутного пустого взгляда, стала неожиданностью. Сфинкс тут же коротко откашлялся и потянулся к худому запястью с просвечивающими венами, болтающемуся в мешковатом рукаве свитера, чтобы обозначить свое присутствие.

— Я Сфинкс, а это…

— Не трогай меня этими штуками, — холодно перебил Слепой и двинулся вперед, уверенно лавируя между столпившимися у входа в дом ребятами.

«Этими штуками».

Сфинкс недоуменно опустил взгляд на серебристые протезы, заменяющие ему руки. Ими было удобно раскалывать, как подгнившие орешки, зомбячьи головы, но и в быту Сфинкс неплохо наловчился с ними управляться. Штуками их еще никто не называл.

— …твой новый дом. Добро пожаловать. А эти штуки — мои руки, вообще-то, — уже тише пробормотал он.

За спиной громко и насмешливо фыркнул Черный. Черному Сфинкс тоже сначала не понравился. И, в общем-то, до сих пор ничего особо не изменилось.

***

Кому в голову пришла оригинальная идея использовать калек для зачистки — никто не знал. Или не помнил. Сфинкс родился, когда война между ожившими трупами и остатками живых подходила к своему логическому завершению. Конечно, проигравшей стороной выступала не большая часть населения планеты, полюбившая баловаться человечиной. Спустя пять (или шесть, к тому времени уже никто и не считал) лет после своего рождения Сфинкс потерял руки. Но вместо ожидаемой «утилизации» стал одним из первых успешных проектов программы чистильщиков. На плечи ему нацепили килограммы железа и еще через какое-то время радостно выпнули за укрепленные стены города «в твой новый Дом, дорогой, тебе там понравится». С забитой патриотическими мыслями головой и наказом методично уничтожать прущих на запах свежего живого мяса мертвецов ради «всеобщего блага». Пока башковитые ученые, влегкую сделавшие из него почти что машину, пытаются выдумать какое-то там средство, разом положившее бы когда-то-людей и оставившее в живых хотя бы горстку все-еще-людей. Впрочем, судя по тому, что из-под их рук с завидной периодичностью выходило только что-то вроде Сфинкса, мозги у них были заточены немного не под это.

В общем, если в новом мире-после ты вдруг по каким-то причинам оказался неполноценным и никакими особыми талантами при этом не выделялся, то пути у тебя оставалось два — что называется, в «утиль» или же цеплять железо и вычищать мертвецов, надеясь, что однажды они просто закончатся, и ты вернешься обратно. Таких «железных» у одного Сфинкса набрался целый взвод (за исключением Черного, тот был здоров, как бык, и всем заявлял, что пошел добровольцем, но Сфинкс-то знал, что по доброй воле таких здоровяков сюда не пускают, так что что-то с Черным точно было не так). У Сфинкса, правда, закрадывались подозрения, что немаловажная роль в пылком желании Черного очистить планету от тухлятины таскает в карманах заботливо скрученные Черным же самокрутки и то и дело испуганно зыркает на него, Сфинкса, по-цыплячьи втягивая голову в плечи.

А еще ведь были и другие, такие же, как они, по всему периметру укрепленного стенами города и дальше.

Слепой же здоровьем совсем не отличался, не был «доработанным», зато до того тощим, что первое время Сфинкс серьезно опасался, как бы тот не отдал концы прямо в лагере, не решив полакомиться ночью их мозгами, и каждую кормежку краем глаза следил, ест ли Слепой хоть что-то. Впрочем, сомнения рассеялись на первой же тренировке, какие ребята периодически устраивали, чтобы сбросить напряжение, если вдруг долго сидели без дела. Слепой тогда тогда все с тем же безразличием на лице в два счета отделал Помпея едва ли не до состояния тщательно слепленной котлеты, оказавшись вдруг совсем не тощим, а, скорее, худым и жилистым. Так что, несмотря на жутковатый и совсем не располагающий к общению вид, прижился Слепой быстро. Иногда Сфинкс даже замечал, как он разговаривает по темным углам то с Лордом, то с Рыжим, то с кем-то еще. Слепой никого особо не трогал, и Слепого не трогали тоже. Только Сфинкс иногда чувствовал загривком холодный острый взгляд, а когда оборачивался, неизменно натыкался на широко распахнутые белесые глаза, завешенные черными патлами. Свою повышенную заинтересованность он был склонен списывать на осторожность и здоровую подозрительность: новые лица появлялись редко и приживались, в отличие от Слепого, долго.

Зачем им в жестких условиях постоянной боевой готовности слепой парень, не особо выделяющийся боевыми навыками в борьбе с их противником (несмотря на то, что он на раз-два уделал Помпея, вряд ли бы в полной суматохе он расслышал подкрадывающегося сзади мертвяка), Сфинкс сначала не понял, а потом прочитал справку из наружности.

Оказалось, что Слепой чуял. Он родился уже слепым, но исправно реагировал на мертвечину задолго до того, как ее засекали все остальные, и разражался ором с младенчества. Как только странную закономерность обнаружили, его принялись исследовать, но, очевидно, каких-то выдающихся результатов не добились, потому что выкинули к ним. Для себя Сфинкс решил, что Слепой — это такой новый виток эволюции, человек, способный существовать в условиях ежедневной опасности быть растерзанным толпой оголодавших охотников за мозгами. В конце концов, люди как тараканы — всегда подстраиваются под любые условия. Вот и Слепой… подстроился. Словно с другой планеты, малопонятной остальным, а потому по умолчанию считающейся непредсказуемой и опасной — он очень хорошо укладывался в эту теорию.

***

Тяжелый запах мертвечины приличной стаи ходячих трупов при удачном раскладе чувствовался за пару дней — ветер быстро доносил вонь гниющих тел, от которой сперва начинало драть горло, а потом неудержимо тянуло блевать. При не очень удачном — дежурившие ребята замечали их уже на подходе. В этот раз о приближении мертвых они узнали гораздо раньше. Правда, Сфинкс не ожидал, что это произойдет так. Слепой целый день ходил с искривленными в брезгливой гримасе губами, словно съел что-то чрезвычайно мерзкое. Конечно, они не обговаривали детали (Сфинкс вообще предпочитал наблюдать за Слепым издалека, так, почему-то казалось, будет гораздо действенней), но сообщение о запахе тухлятины (что Сфинкс сперва расшифровал как «вот-вот нападут мертвяки») вряд ли должно было застать его посреди ужина в компании мгновенно подобравшихся ребят. Сфинкс тоскливо посмотрел на ставшую вдруг совсем неаппетитной похлебку, перевел взгляд на предельно безразличного Слепого и вздохнул.

— Ты уверен?

Слепой только дернул уголком рта и снисходительно хмыкнул. Ответа Сфинкс не дождался, зато получил выразительно-насмешливый взгляд от подозрительно довольного Черного и задумчивый — от Лорда. На авторитет Сфинкса никто никогда не посягал: он был вожаком, тем, кто берет на себя ответственность и заполняет (пусть и при помощи Македонского) бесконечные отчеты. И пускай он сам никогда не выбирал это звание, он был главным, и Слепой должен бы был проявлять уважение, потому что ни у кого из его ребят не должно возникнуть и мысли о том, чтобы сомневаться в авторитете, в вожаке. Который, пусть и вынужденно, но решает, в какой момент каждый из них может погибнуть.

Сфинкс сжал зубы и откинулся на спинку стула, глядя, как Слепой тощей тенью исчезает так же быстро, как и появился.

***

Удар получился слишком громким, и Сфинкс об этом тут же пожалел. Звук, казалось, просто кричал о том, что он, Сфинкс, недоволен, а нога, пусть и в тяжелом крепком ботинке, явно не была рада такому бесцеремонному обращению. Дверь мгновенно распахнулась — словно Слепой поджидал с другой стороны, взявшись за ручку. Может быть, так и было.

— Я слышал тебя еще двумя этажами ниже, — подтвердил предположение Слепой, смотря ему куда-то в шею сквозь вечно свисающую рваными прядками едва не до подбородка челку.

Сфинкс неопределенно хмыкнул и шагнул в крохотную комнатку — Слепой посторонился, стоило начать движение.

— Я тебе не нравлюсь, это я понял еще при нашей первой встрече. Ты мне тоже не особо нравишься, — немного покривил душой Сфинкс — он еще не разобрался в том, как описать свое отношение к Слепому, — но я здесь главный, и ты должен с этим считаться.

Слепой поднял белесые глаза — уставился как будто прямо на него — и скривил тонкие губы в подобии улыбки.

— Мне не нравится, когда на меня пялятся, — невпопад сказал он и плюхнулся на кровать, закинув руки за голову. — Из тебя чертовски плохой вожак, Сфинкс.

— Что? — глаза Сфинкса сами собой соскользнули на бледный живот, показавшийся из-под задравшегося свитера. Кожа казалась неестественно белой, настолько контрастной по сравнению с грязной материей, что выглядела неживой.

«Как ткань на операционных столах», — подумал Сфинкс и внутренне вздрогнул от не самых приятных воспоминаний.

Слепой вздохнул:

— Ты слишком много думаешь, прежде чем делать. Но, знаешь, что еще хуже? Порой ты думаешь вместо того, чтобы делать. Командир ты, может, и хороший, но вожак — действительно никакой. Как будто кому-то там, — он неопределенно помахал в воздухе ладонью, — есть дело до тебя и твоих ребят, живы вы или пошли на корм мертвецам.

И это, вообще-то, была самая длинная речь Слепого за все время его пребывания в Доме, которую Сфинкс слышал. И он непременно озвучил бы эту мысль, но Слепой не дал ему и рта раскрыть, после секундной заминки продолжив:

— Почему бы тебе не перестать так много думать? — и стянул с себя грязно-темный, плешивый в нескольких местах свитер.

Сфинкс вдруг обнаружил, что мыслей в голове действительно не осталось, а он, как в трансе, шагает вперед, навстречу зеркально повторяющему его движение Слепому.

— Коснешься меня этими штуками, и я сверну тебе шею, — отстраненно сообщил Слепой, а потом поднял голову, медленно завел за уши свисающие черные пряди и качнулся вперед, прижимаясь сухими обветренными губами к губам Сфинкса и вцепляясь пальцами в его футболку. Другая ладонь легла ему на шею, холоднющая, ногти ощутимо царапнули лысый затылок.

— Снимай, — потребовал Слепой.

Сфинкс послушно поднял руки, облизывая губы, и Слепой проворно стянул с него футболку, не прикоснувшись к протезам, а потом прижался всем телом, громко выдыхая — Сфинкс по сравнению с ним был как печка.

— Черт, — пробормотал Сфинкс, — пошло оно, — и обхватил дернувшегося назад Слепого руками.

Тот забился в его объятиях, испуганно распахнув глаза, но из хватки металлических пальцев его тощее тело было вырваться не в состоянии. Не обращая внимания на рассерженное шипение, Сфинкс развернулся и всем своим весом прижал его к двери, отпустил, и поцеловал уже сам — впиваясь в губы и толкаясь языком внутрь. Слепой сразу расслабился, словно растекся, когда почувствовал, что неживые руки его больше не касаются, и приоткрыл рот — язык у него оказался горячим, хотя Сфинкс уже было подумал, что он весь холоднокровный, как змеюка. Даром что не ядовитый. Хотя тут, пожалуй, можно было бы и поспорить…

Дерево двери под металлическими пальцами опасно затрещало, когда Сфинкс почувствовал, как Слепой ловко расправляется с застежкой на его штанах и обхватывает длинными пальцами член. А потом опускается, обхватывая головку горячим ртом.

— Ох, — Сфинкс длинно выдохнул сквозь сжатые зубы, когда язык с нажимом прошелся по уздечке.

Желание вцепиться в черные патлы и потянуть, задать желаемый ритм, казалось почти невыносимым, но Слепой, словно почувствовав, предупреждающе впился ногтями ему в бедра и расслабился, впуская член еще глубже, позволяя трахать себя в рот. Сфинксу хватило пары резких толчков и взгляда на дрожащие ресницы и покрасневшие губы. Слепой опустил руку, чтобы потрогать себя, и Сфинкс кончил, почувствовав, как дергается горло.

Слепой с громким чмоком выпустил его член, и Сфинкс осел на пол — ноги, похоже, не собирались больше держать его. В уголке губ у Слепого блестела светлая капля, и Сфинкс впился в нее взглядом.

— Я смотрю на тебя, — зачем-то сказал он Слепому, качнулся вперед, целуя, слизывая собственную сперму, и почувствовал, как тот задрожал, кончив.

***

Слепой лежал, упершись острым подбородком ему в грудь, и молчал, задумчиво стуча тонким пальцем по металлическому протезу. Звук выходил монотонный и громкий, и, по-хорошему, должен был раздражать, но Сфинксу он нисколько не мешал.

— Ужасная штука, — подал голос Слепой, осторожно ведя пальцами по протезу.

Сфинкс скосил глаза на его руку. Пальцы Слепого выглядели неестественно длинными и красиво сужались к вершинкам. Если бы не неровно обкусанные ногти и засохшие ранки от содранных заусенцев, то, наверное, их можно было бы назвать идеальными. Впрочем, Сфинкс поймал себя на мысли, что и так не прочь взять их в рот и осторожно сжать зубами подушечки.

— Почему? — спросил он.

— Они мертвые. А ты еще живой. Пока, — многозначительно хмыкнул Слепой и положил ладонь на место, где кожа соприкасалась с металлом, качнул головой, усмехнувшись, — и служат для того, чтобы мертвые становились еще мертвее.

— Знаешь, мне немного греет душу, что с ними я могу принести хоть какую-то пользу.

Слепой засмеялся — тихо и как-то зло, ткнувшись холодным носом Сфинксу в грудь.

— Надеешься вернуться к нормальной жизни, уйдя на пенсию после еще десятка лет истребления зомби, которые вышли из-под руки тех же умников, что и ты? — ехидно спросил он, а потом продолжил, неожиданно вкрадчиво: — Что если я скажу тебе, что есть место, где ты мог бы просто жить?

Сфинкс напрягся — ему показалось, что поднявший голову Слепой смотрит прямо ему в глаза, будто действительно может что-то увидеть.

— Что ты имеешь в виду?

— Только то, что сказал. Я собираюсь уйти. И забрать с собой твоих людей. Тех, кто хочет.

То, что Слепой лежит под ним и хрипит, Сфинкс понял только спустя пару секунд — когда взгляд наткнулся на собственную металлическую руку, сжимающую худую шею. Острое колено уперлось ему в бок, но Сфинкс не обратил внимания — боль казалась незначительной по сравнению с пульсирующей в висках яростью.

— Лорду ты тоже отсосал, чтобы он был посговорчивее?!

Слепой засмеялся — звук вышел больше похожим на кашель. Сфинкс расслабил мышцы, позволяя протезу разжаться, и медленно отнял руку. В месте, где пальцы касались кожи, остались красно-синие полосы.

— Нет, я отсосал одному тебе, и потому, что мне захотелось. Жаль, что ты видишь только то, что снаружи.

— Жаль, что ты думаешь только о себе, — бросил в ответ Сфинкс.

Ему разом стали понятны и задумчивые взгляды Лорда, и перешептывания Слепого с другими ребятами. Здоровая подозрительность действительно была здоровой. По-хорошему, ему стоило покрепче сжать пальцы на тощем горле и переломить позвонки — звук хрустящих костей послышался как наяву, — но Слепой спокойно лежал под ним, раскинув ноги и вперив безразличный взгляд в потолок. Как будто знал, что ничего Сфинкс ему не сделает. Только на бледных скулах темнели красные мазки румянца.

— Ты ничего мне не сделаешь, правда? — спросил Слепой и по его интонации Сфинкс понял, что он сам, в случае чего, еще как сделает. — Потому что из тебя действительно хороший командир.

«Но чертовски плохой вожак», — вспомнил Сфинкс и невесело усмехнулся. По-хорошему у него как-то совсем не выходило.

***

Ирония была в том, что мертвые Слепого и правда не трогали, будто признавая своим. Он стоял прямо посреди шатающейся стаи и снова как-будто-смотрел на Сфинкса такими же мертвыми глазами, как и у трупов вокруг. Сфинкс механическим движением снес ладонью полголовы у подбирающегося к зазевавшемуся Курильщику мертвеца, поймал короткий кивок Черного, а когда снова попытался найти взглядом Слепого — на его месте уже кишели, словно личинки, мертвяки.

«Когда они уже закончатся?» — почти уныло подумал Сфинкс и едва не налетел на Слепого, оказавшегося вдруг совсем близко.

— Ты мог бы пойти со мной.

Сфинкс качнул головой, поглядел на сухие, обветренные губы с запекшейся в уголке кровяной корочкой, которую до одури захотелось откусить, а потом зализать ранку, вспомнил, что Слепой — все же слепой:

— Ты мог бы остаться.

Слепой вдруг улыбнулся, и Сфинкс улыбнулся в ответ, хотя в груди противно сжалось.

— Мне жаль, — сказал Слепой.

Картинка, наверное, была чертовски романтичной, подумалось Сфинксу. Мелкий парень в драном грязном свитере с нечесаными черными волосами, и он сам — с ошметками мозгов на футболке, и, кажется, на лице, а вокруг копошащиеся полуразложившиеся монстры, бывшие когда-то людьми. Стало вдруг действительно смешно и чуточку грустно.

— Мне тоже, — ответил Сфинкс.